Повесть Андрея Платонова «Котлован» изучают в 11 классе. Полагаю, что из всех выпускников реально прочтут произведение единицы, поймут в нем что-то – еще меньше. Но, как говорит одна моя знакомая студентка: «Если в школе не расскажут, что такое произведение есть – его вообще вряд ли кто-то прочитает».

Вот и я скажу честно – не читала Платонова в школе. Даже не помню, проходили ли мы его. Обратилась к творчеству писателя перед поездкой в Воронеж: стыдно быть в Воронеже и не знать произведений одного из самых загадочных творцов своего времени.

Повесть-антиутопия была написана после замятинского романа «Мы» и до «1984» Оруэлла. Как и всякая антиутопия оставляет долгое горькое послевкусие, но в случае с «Котлованом» для меня лично первостепенным стал язык произведения. Лингвистические конструкции на грани возможного порой вызывали один и тот же вопрос: «Как же это надо думать, чтобы так писать?» «Котлован» оставляет след в душе как раскаленное железо на теле. Нет, даже не раскаленное. Сильно охлажденное. Тоже - ожог, но какой-то диссонансный.

В отзывах о книге читатели часто пишут, что хотелось «закинуть ее подальше и никогда больше не возвращаться». Не позволяет этого сделать магия платоновского языка. К ней прикипаешь. Как к тому самому ледяному железу, и оторваться... Каково это, знает каждый, лизнувший в детстве качели…

Нам, всем таким благополучным, надо ли это читать? Надо ли это читать нам, у которых, как вчера сказал посетитель «столько проблем, что свету вольного не видишь». Нам, сегодняшним, для которых платоновский «общепролетарский дом» (для которого, собственно, котлован и копают) вместе с идеей строительства коммунизма также далек, как Вавилонская башня?

Идеологическая канва современного мира тоньше и удачнее замаскирована. Средства манипулирования личностью стали изящнее. Обещанное светлое будущее более реалистично и выглядит вполне досягаемым. А среди всей этой цветной мишуры и внешней кажущейся роскоши стоит обычный человек. Вы, я, Степан Степанович из соседнего подъезда. Стоит с лопатой и понимает, что у него есть только два пути: копать или не копать. «Устало длилось терпенье на свете, точно все живущее находилось где-то посредине времени и своего движения: начало его всеми забыто и конец неизвестен, осталось лишь направление» (А. Платонов. «Котлован»)

А под финал приведу известный факт. А. И. Солженицын, восхищавшийся Платоновым, заявлял: если бы ему пришлось отправиться в дальнее странствие с одной-единственной книгой, то этой книгой был бы «Котлован». 

Читала повесть библиотекарь «Отчего края»

Алена Баикина