С Алексеем Ивановичем Шараповым, директором завода, мы начали часто пересекаться в 1956 году, когда меня выбрали секретарем комсомольской организации заводоуправления. Мы общались с Алексеем Ивановичем на профсоюзных активах, он присутствовал на комсомольских конференциях, на торжественных вечерах.

А еще через год, в 1957 году, завод очень широко отмечал 200-летие. В этом празднестве есть своя подоплека. ВМЗ после войны оказался в числе нерентабельных. Небольшое предприятие, оборудование старое, а в условиях послевоенного восстановления народного хозяйства, всеобщей бедности на такие маленькие заводы не обращали внимания. В 50-е годы стали строить большие комбинаты, крупные предприятия, а на такие заводы как наш, финансирование выделялось крайне скудное.

Алексею Ивановичу довелось работать руководителем в самый трудный период истории завода, послевоенный, восстановительный. И тем не менее на заводе началась реконструкция. При мне проведена реконструкция мелкосортного цеха, реконструкция мартеновского цеха, трубных цехов. Да, масштабы были не космические, но движение вперед было, причем завод справлялся собственными силами, изыскивал средства, добивался какого-то финансирования из центра.

Когда я пришла в мелкосортный цех, производство находилось в ужасающем состоянии. Я помню, как работяги хватали клещами раскаленные ленты, тащили их, заправляли в маломощный стан... При Алексее Ивановиче был сделан большой шаг вперед в плане механизации: поставлены рольганги, более мощные станы. Здесь, в мелкосортном цехе, была моя первая работа как проектировщика. Я потом долго всем показывала на чертежах: вот, это – мое. Железобетонный отстойник окалины. Фундаменты под станы тоже я делала. Во второй половине 50- годов было осуществлено удлинение мелкосортного цеха в северную сторону, удлинение мартеновского цеха, на вилопрокатном прошла модернизация.

На Нижнем заводе стояла газогенераторная станция, которая вырабатывала газ для старого мартена. Потом мартен перевели на более калорийное топливо – на мазут, ГГС закрыли, а на ее площадке мы спроектировали труболитейный цех: одно время завод выпускал литые трубы для канализации. Потом, в 60-х годах в этом здании оборудовали коньковый цех.

Трубный цех №1 (тот самый, что выполнен по проекту инженера Шухова) тоже находился в очень плачевном состоянии.

Завод работал на привозном сырье, шихта привозная, оборот небольшой, старый мартен лил маленькие слитки для мелкосортного цеха, а мелкосортный цех делал штрипс-полосу, из которой изготавливали трубы и вилы.

Новый мартен производил большие слитки. Из нового мартена металл шел в листопрокатный цех. Завод всеми силами пытался выжить. И только в 1966 году, когда на государственном уровне было решено строить в Выксе колесопрокатный цех, положение изменилось. Началось второе рождение завода.

Но это будет позже. А пока под руководством Шарапова завод всеми силами старается удержаться на плаву. Дает свои результаты модернизация, но желаемых темпов добиться не удается. Вот тогда и решено было широко отметить круглую дату, чтобы привлечь к предприятию внимание Москвы. На юбилейные торжества приглашали высокопоставленных гостей, завод получил Орден Ленина.

Это было масштабное мероприятие. 10 праздничных вечеров в ДК им. Лепсе! В Выксу приглашены были знаменитости, актеры Большого театра. После головного торжества юбилей отмечали цеха, на всех этих вечерах Алексей Иванович выступал с речами, воодушевлял собравшихся, говорил о перспективах предприятия, о его славном прошлом и непременно светлом будущем. До сих пор помню: заключительный был вечер был отведен для ИТР. Алексей Иванович вышел, чтобы сказать речь и произнес: «Сегодня десятый день, как мы…» окончание фразы утонуло в хохоте. Завод гулял десятый день.  И все засмеялись.

Скажу честно – и после пышных поздравлений и юбилейных собраний кардинально обстановка не изменилась. Высокие гости уехали, а завод остался со своими проблемами.  Резкого скачка не произошло. Но промышленная революция середины 60-х годов уже закладывалась, и именно силами команды Шарапова.

Кстати сказать, работалось на заводе тогда хорошо. Трудно было – так в стране везде было трудно. Только-только отгремела чудовищная война. Только в 1947 году отменили карточки… Вот тогда был настоящий голод, в доме - не куска хлеба, и выжили мы лишь благодаря деревенскому хозяйству. А еще - благодаря кукурузе. Ей кормили скот, ее ели люди.

Когда я приехала в Выксу, так голодно уже не было. Но проходили еще госзаймы, я даже подписывалась однажды. Кажется, это как раз 1956 год – последний год госзаймов.

А вот перебои с хлебом были.

Помню, нам квартиру дали. Сначала мы жили в «старой колонии» - это место, где станция Молотова, где бывший «козий парк», а сейчас заводской ФОК. Там в 50-е годы стояла гостиница (рядом парк, летний кинотеатр) и мы в этой гостинице жили. А потом нам дали квартиру на улице Островского - дом со сквериком напротив старого загса. Четверым молодым специалистам досталась трехкомнатная квартира. И когда мы переезжали, купили на рынке по случаю большое ведро и по случаю нам удалось купить два килограмма макарон. Сколько было радости! Ими мы и отметили новоселье. А в старой колонии выручала близость к заводу. Когда становилось совсем голодно, мы шли на завод в столовую, там буфетчица, видя наши глаза, шептала: «Вы возьмите чай, а я вам пробью кусочка 4 хлеба».

С хлебом было плохо…

Но в целом жили нормально. Зарплаты были хорошие, никаких задержек, работали 6 дней в неделю, с энтузиазмом и пониманием. А как на демонстрации ходили! Во главе с Алексеем Ивановичем, с гордостью за свое предприятие. И никому тогда в голову не приходило отказаться от участия в демонстрации. Это было естественно, необходимо, весело.

Алексей Иванович Шарапов был добрым, отзывчивым, человечным, теплым. Всегда веселый, жизнерадостный. Говорил просто, доступно.

Вот идет по заводу - невысокого роста, крепкий, плотный. Темные кудрявые волосы, вздернутый нос, и улыбается так свело, что, кажется, вокруг от его улыбки мир освещается. Ему все кланяются, и он кланяется в ответ, шляпу снимает. Обстановка в коллективе была прекрасная, отношения теплые, несмотря на то, что жизнь была труднее, жили в коммуналках, но было добрее как-то... Проще...

Как секретарь комсомольской организации, я часто пересекалась с директором завода. Помню, была какая-то конференция и мы сидели в президиуме рядом. Прозвучала какая-то критика в адрес комсомола, Алексей Иванович обернулся ко мне и смеется: «Ну что, досталось?»

Чувство юмора у него было прекрасное. Он умел пошутить, умел поддержать. Но и спросить тоже умел очень строго, умел потребовать. Помню, у мужа случилась аварийная плавка (он тогда работал на мартене подручным). Всю смену вызывали к Шарапову на ковер, и разговор был очень нелицеприятный. Время-то какое было… Всякую аварию рассматривали под углом вредительства.

Большое внимание при Шарапове уделялось социальной сфере. В Выксе в те годы активно велось жилищное строительство, и делалось это силами ОКСа завода. ОКС был очень мощной организацией со своей рабочей силой, своей техникой. Двухэтажные домики по ул. Островского построены при Шарапове - начиная от угла и до «тимовских» двух угловых домиков. Когда я приехала, сдавали наш дом (это ул. Красные Зори, рядом с магазином «Заря» - А. Б.), и музыкальную школу на ул. Пирогова.

Строили 52 квартал. Раньше там стояли бараки, потом, согласно правительственной программе о ликвидации бараков, их снесли и в конце 50-х - нач. 60-х годов выстроили новый жилой массив.

В состав завода входил листокровельный цех в Досчатом – это там, где пруд, а за ним сразу заводик. В Досчатом тоже построили два дома и клуб начали строить, мне кажется, тоже при Шарапове. Это все возводил ОКС. Людей расселяли, улучшались жилищные условия. Конечно, отдельные квартиры давали редко, проходные комнаты давали на семью, а если комнаты изолированные – квартиру давали на две семьи, получались своего рода коммуналки.

Шарапов был доступен для народа, для простого рабочего человека. Его любой мог остановить на улице и что-то спросить, снобизма, заносчивости в нем не было совсем. Его дети учились в школе №8 и ни о каких преференциях для них речи не велось. От завода директору полагалась квартира, хорошая, большая двухуровневая квартира на улице, которая сейчас носит имя Вавилина. Первый и второй этаж. А потом Алексей Иванович познакомился с Феодосием Ленковским, пианистом из Ленинграда, лечившемся в выксунском эвакогоспитале, и когда возник вопрос о необходимости музыкальной школы, он отдал часть своей квартиры. Это тот самый дом, где установлена памятная доска с именем Шарапова.

Он заботился о развитии дополнительного образования, при нем строили музыкальную школу. Ее тоже возводил завод, прочем делалось это нелегально то ли как общежитие, то ли как жилой дом. Средств на такое строительство не было, и когда ее сдали в эксплуатацию там было 2 или 3 квартиры для преподавателей.

В те же годы построены детский сад №21 «Росинка» - его сдали в эксплуатацию уже после ухода Шарапова с поста директора ВМЗ, и детский сад №12 «Дюймовочка» - введен в строй в 1949 году.

Когда Алексея Ивановича пригласили в Горьковский совнархоз, и он ушел на повышение, мы все очень гордились им и радовались его успехам. Но и очень жалели, долго вспоминали любимого руководителя.  

Не стало Алексея Ивановича в 1966 году. Он умер в Горьком, но хоронили его в Выксе. Провожать этого замечательного человека пришел весь город. Гроб стоял в ДК им. Лепсе, а мимо текла нескончаемая людская река… Такую память этот человек оставил о себе, так любили его металлурги...

Записала Алена Баикина. 2017 год

Справка: Шарапов Алексей Иванович  (27 марта 1905 - 05 февраля 1966) директор Выксунского металлургического завода 

В 1931 году окончил Уральский металлургический институт. Более тридцати лет проработал на металлургических заводах и предприятиях. Прошёл трудовой путь  от мастера до директора Выксунского металлургического завода, где проработал с 1947 по 1961 год. С 1961 по 1963 год - начальник управления чёрной металлургии Горьковского, а затем Волго-Вятского совнархоза.

Награды: орден Ленина, два ордена Трудового Красного Знамени, орден Красной Звезды, медали.

Похоронен в Выксе на Северном кладбище.